— С галереей все хорошо, спасибо за твой интерес, отец. Вышли в этом году на чистую прибыль в восемьсот миллионов вон. К концу года будет еще один всплеск продаж, думаю, получится продать на миллиард двести миллионов. Не меньше.

— Рад слышать, — кивнул Пак Бо Гом. — Я не верил в это твое предприятие, но ты доказал, что способен вести собственный бизнес отдельно от семьи.

— Ты никогда ни во что не веришь, если это делаю я, — фыркнул Пак Хи Шунь.

— Ты заблуждаешься, Хи-кун.

— Это у тебя просто плохая память, отец.

Немного помолчали. За это время подали блюда. Гребешки для Пак Хи Шуня и проклятую утку для Пак Бо Гома.

— А что с Пак Сумин? — спросил Пак Бо Гом через некоторое время.

— Что ты хочешь знать?

— Все, что касается этого дела, — серьезно ответил старший. — Ты же понимаешь, как это важно?

— Отобрать ее наследство? — съязвил парень.

— Вернуть в семью то, что она бездумно прожигает, — прорычал Пак Бо Гом. — Ей досталось слишком многое для ее куриных мозгов!

С этим Пак Хи Шунь был не совсем согласен. Его дед, Пак Ки Хун позаботился о том, чтобы во главе трастового фонда и управляющей компании Пак Сумин встали хорошие, талантливые люди. Достаточно осторожные для того, чтобы не привести к убыткам и при этом достаточно инициативные, чтобы строительный бизнес его сестренки процветал. Кое-где, по всей видимости, помогал и сам дед, подталкивая компании внучки в нужную сторону и организовывая ей нужные подряды. Даже бетонный завод не простаивал и регулярно выдавал продукцию отличного качества, даже было расширение производства. Хотя, казалось бы, на таком конкурентном рынке базовых стройматериалов сложно расти — тут все было давно и надежно поделено, а экономика региона в последние годы переживала не лучшие времена. Эпоха, когда Китай взмывал вертикально вверх и тянул за собой всех соседей — прошла. Пришло время медведей, работы с малой маржой и низкими рисками. Никаких бычьих трендов и быстрых денег. Ни на фондовом рынке, ни в реальном секторе.

— Знаешь, чем больше я узнаю о своей сестре, тем интереснее становится ситуация, — ответил мужчина, отправляя в рот кусок гребешка. Приготовлено, как и всегда, просто идеально.

— Что же тебя удивляет? — спросил Пак Бо Гом, терзая утиную ножку.

— Она не так много тратит. И зарабатывать не особо стремится, но ее траты серьезно взлетели только четыре месяца назад.

— И как же?

— Когда она стала руководителем службы техподдержки и пригрела северянина, — ответил Пак Хи Шунь.

— Вот как? Думаешь, она с ним спит?

— Я практически в этом уверен, — хмыкнул молодой мужчина. — Но скажу честно, это самый дорогой жиголо в Сеуле. Я даже был удивлен.

— Кто? Этот северокореец? — удивился Пак Бо Гом. — Я вроде видел его мельком на совете… Ничего впечатляющего.

— Значит что-то сестренку все же впечатлило, — хмыкнул младший сын. — На днях она подарила ему целый Майбах. В топовой комплектации. И именно этот северянин заявился в китайский квартал, чтобы прищемить хвост моему тупому братцу Минхо…

— Говори о членах семьи уважительно, Хи-кун, — резко осадил его Пак Бо Гом. — Он твой старший брат.

— А это правило распространяется на мою сестру? Или я могу называть ее, например, шлюхой? — уточнил Пак Хи Шунь.

Пак Бо Гом одарил своего младшего сына тяжелым взглядом. Всегда он так, ловит собеседника на слове и все переворачивает с ног на голову. Вместе с острым умом его младший сын получил еще и полнейшее отсутствие манер. Ему было совершенно плевать на людей и чувства. Больше его интересовали картины, статуи, вазы и европейское вино. Пак Бо Гом был уверен, что если бы нашлась бутылка достаточно редкая, то его младший сын без всяких колебаний перерезал бы за нее глотку кому угодно.

— Кстати говоря, — начал Пак Бо Гом, доставая телефон из кармана и открывая фотографию. — Оцени.

— О! — глаза молодого мужчины загорелись. — Вино начала двадцатого века?

— Что скажешь? — спросил отец.

— Неоправданно дорого, неликвидно. Ты же знаешь, моя коллекция это еще и вложения, а тут стартовая цена в пятьдесят тысяч долларов. За время торгов она вырастет до ста или ста пятидесяти, — махнул пальцами Пак Хи Шунь. — Лучше вложить эти деньги в картины. Или более молодые, но достойные урожаи.

— Я знал, что ты здраво смотришь на подобные вещи, — кивнул Пак Бо Гом, убирая смартфон.

Но блеск в глазах младшего сына говорил сам за себя. Он хотел это вино, но его фонд был не резиновым, а спускать солидную часть прибыли с галереи на одну бутылку — минимум триста миллионов вон по оценкам Пак Хи Шуня — тот не собирался.

— Так значит, ты говоришь, что этот северянин вовсю пользует мою дорогую племянницу? — продолжил беседу Пак Бо Гом.

— Люди могут говорить что угодно. Счета и чеки не врут, — самодовольно ответил Пак Хи Шунь. — И самое удивительное в том, что она охотно за него платит.

— Значит, ты нашел способ вывести ее из себя, — ответил Пак Бо Гом. — Пак Сумин очень эгоистичная и жадная девочка, всегда ею была. Никогда не любила делиться. Особенно своими игрушками, просто не выпускала их из рук. И очень огорчалась, если они внезапно ломались. А знаешь, когда человек огорчен, он допускает ошибки, так?

Отец и сын переглянулись и молча продолжили трапезу. Свое разрешение на активные действия Пак Хи Шунь получил, а если надо, ему поможет и Пак Бо Гом. А пока Пак Сумин будет занята спасением своей новой игрушки, можно будет провернуть и захват через размытие доли уставного капитала. За нужные веревочки Пак Хи Шунь уже подергал, справки навел и людей, которые были бы готовы помочь ему изнутри, он уже нашел. Первой его целью будет бетонный завод на юге страны — как самый крупный актив в копилке сестрицы. Забрать остальное будет уже делом техники, без внутренних поставок все ее строительные фирмы очень быстро почувствуют на своем горле удушающую хватку Пак Хи Шуня. И тогда нужно будет только подставить руки и подхватить их, словно дорогую китайскую вазу, чтобы не упали и не разбились.

Дочь обычно не отвечала на его звонки и перезванивала потом сама, так что единственный способ спокойно поговорить с ней вне офиса — это приехать домой, тем более свободного времени у Юн Донджина было не так и много.

Пожилой мужчина приехал к небольшому жилому комплексу, где сейчас жила его девочка и, оставив машину на улице, нащупал в кармане связку ключей. Два — от его собственной квартиры и один от дома Юн Хян Ми. У него всегда был свой ключ, просто на всякий случай, точно так же как и дочь всегда имела доступ к его жилищу, пусть никогда этим правом не пользовалась.

Поднимаясь по лестнице старый телохранитель думал о том, что сказал ему господин Пак Ки Хун. Примириться с дочерью? Он и этот выродок похожи? Пусть другие и видели в Юн Хян Ми взрослую самостоятельную женщину, для него она навсегда останется малышкой Хян Ми-ян, маленькой, чуть угрюмой девочкой, которая всегда держалась за его мизинец или пряталась за ногу, если ей что-то или кто-то не нравился.

В квартире было темно и пустынно, хотя Юн Донджин точно знал, что дочь уже должна быть дома. Свет в гостиной не горел, только узкая полоска ночника пробивалась из-под двери спальни в дальнем конце помещения. А еще он увидел на пороге обувь. Туфли его девочки, небрежно сброшенные прямо перед дверью рядом с мужскими туфлями невероятных размеров. Он моментально пересек гостиную, взялся за ручку двери спальни и ворвался внутрь. Весь его благожелательный настрой, которым он преисполнился, пока ехал сюда, просто улетучился. Сейчас в висках Юн Донджина яростно стучала кровь, отзываясь зловещими барабанами в ушах.

— Дрянная девчонка, как ты смеешь так поступать⁈ И что здесь забыло это животное⁈ — прорычал с порога старый телохранитель.

— Почему ты вообще без спроса входишь в мой дом⁈ — вскрикнула женщина, прикрываясь одеялом.

Юн Донджин стоял в дверях спальни и наблюдал, как его дорогая, его любимая и единственная дочь сидит на постели, а рядом с ней развалилась эта гигантская свинья по имени Мун Джин.